входила девушка, с которой у меня совсем недавно были близкие отношения на одну ночь, и с которой мы даже не созванивались после этого. Сандра, увидев меня, не выказала ни тени обиды, лишь мило улыбнулась и чмокнула меня в уголок рта синей помадой. И хоть такая встреча меня более чем устраивала — мужчины, видимо, подсознательно чувствуют некую вину после подобных скоротечный романов, — ее присутствие все равно вызывало тревогу. Я ведь знал, что на праздник придет Саша. Почему-то не хотелось, чтобы она увидела меня в обществе этой лесной нимфы.

И все же больше всего внимания на себя забирала молодая фанатка Сокола. Я так и не понял, стала она его девушкой или нет, но вела она себя почище жены с двадцатилетним стажем: много командовала, всячески доказывая свою полезность у разделочной доски, и неприкрыто, то есть, открыто ревновала ко всем особям с отсутствующей y-хромосомой. Женатая Оля сперва бесилась от такой наглости, но потом, фигурально плюнув на эти соревнования, устроилась на диване с лесной нимфой и бутылкой вина, освободив пространство для маневра молодой хозяюшке, а заодно себя и Сандру от работ. Сокол, попавший в водоворот заботы и рабства своей фанатки, точил ножи, периодически прерываясь, чтобы ответить на очередной поздравительный звонок. А я решил вернуться в свою квартиру — освежиться, а то и залечь на пару часиков, чтобы позже явиться на праздник свежим, как раз к приходу гостей.

Но в квартире без кондиционера, которая располагалась под самой крышей, сложно было расслабиться. Я прямо чувствовал, как после душа тут же промокаю от пота. Неверные облака не крали беспощадных лучей, а окна на солнечную сторону только увеличивали шкалу градусов в моей однокомнатной духовке. Ни открытые форточки, ни распахнутый люк, не добавляли комфорта. И я не представлял, как можно пить в такую жару, а ведь у Сокола такой же ад, дополненный жаром плиты. И зачем он дома решил всех собрать?

Промучившись с час на горячем матрасе, я ушел остывать в ванну. На самом деле я не люблю это большое корыто. Никогда не любил. Ни итальянец Джакузи, ни другие прекрасные изобретатели водной услады для тела не смогли бы меня убедить, что валяться в воде, разбавленной собственным салом и чешуйками кожи — прекрасно. Но сегодня… сегодня просто не было другого выхода. Я налил чуть теплой воды, холоднее комнатной температуры, и с удовольствием погрузился в живительную негу. О, ванна, кто придумал тебя, живительная чаша, спасающая от ужасов и разочарований мира!

— Эй! Ты жив, вообще?

Меня вернул в мир знакомый голос Сандры.

— Ох, — я попытался подняться, — да что такое! — Мои мышцы совсем не хотели меня слушаться, вот что значит засыпать в жестяной ракушке.

— Надо было под шею что-нибудь положить, — назидательно сказала лесная нимфа, без смущения меня разглядывая.

— А ты как здесь? — я сделал попытку прикрыть рукой свои стыдные места, чем вызвал улыбку моей подруги.

— Через крышу, — сказала она, стараясь не гулять взглядом по моей беззащитной фигуре. — У тебя люк открыт. Сокол переживает, что ты куда-то пропал. А мне скучно стало там сидеть. До темноты еще часа два, да и пока крыша остынет время пройдет, а в этой парилке с нетрезвым людом сидеть напряжно. Вы мужики — слабые существа, и так-то пить не умеете, а на жаре, так совсем караул.

— А сколько вообще время? Я что, до вечера проспал?

— Ну, часа четыре точно, — сказала Сандра, усаживаясь на край ванны. — Но я тебя понимаю, и даже немного завидую. В такую жару. Пустишь меня?

— Да тут места…

— Нет-нет, — расхохоталась она, — я имею в виду, что ты вылезешь, а я залезу. Это не та ванна, в которой можно спокойно двоим тусоваться. Если ты, конечно, не рассчитываешь на что-то более интересное. Хотя, это тоже будет неудобно тут делать. Была бы она хотя бы метр восемьдесят… А здесь совсем негде развернуться.

Я не стал оспаривать доводы Сандры, похоже, она действительно хорошо разбиралась в размерах ванн. Мне же больше всего хотелось разогнуться и выбраться, наконец, из этой мокрой лужи, от которой кожа вся сморщилась и приобрела синюшный цвет.

— Вылезаю, — сказал я, как бы намекая, чтобы меня оставили, дав время вытереться и надеть вещи.

— Ой, чего я там не видела, — отмахнулась Сандра и снова провернула трюк, который я имел счастье наблюдать перед нашим первым и единственным разом. Легким движением она скинула платье, оставшись из одежды лишь в фенечках на руке.

Я тут же вылез на кафельный пол, жадно разглядывая ее при свете дня.

— Я поменяю воду, — сказал я, потянувшись к ванной пробке.

— Не надо, — Сандра придержала меня руками и тут же запрыгнула в воду. — Вода хорошей температуры, зачем сливать. Да и вообще, это безответственно — так сильно расходовать ресурсы. Знаешь, сколько пресной воды в мире осталось? То-то же.

Она улеглась на спину, демонстрируя свою великолепную фигуру. Колени касались стен ванны, показывая, что к празднику Сандра готовилась. Было сложно оторвать взгляд.

— Эй, — вывела меня из транса лесная нимфа, — не заводись раньше времени. А то, я смотрю, кровоток активно восстанавливается после лежания в воде.

Я опустил взгляд. Да, кровоток восстанавливался.

— Ты сказала — раньше времени?

— Дай мне понежиться, — сказала Сандра, откинув голову. — Потом, может быть… Сходи, правда, к Соколу. А то он уж не знает, куда деться от своего курятника.

Бросив напоследок в сторону наяды взгляд полный надежды, я забрал вещи и вышел из ванной комнаты. И тут же меня окутала жара. И хоть солнце стремилось к закату, оно успело хорошо поработать за день. Схватив пачку сигарет и зажигалку, я почти бегом побежал к лестнице, ведущей на крышу.

— Черт, подарок! — вспомнил я, уже занеся ногу на первую перекладину.

Действительно, подарок Соколу я так и не купил, хотя еще вчера собирался. Я вернулся в свою комнату, и стал мониторить вещи, оценивая их в качестве подарка для друга. Удивительно, но довольно быстро меня ждал успех. Перед отъездом из своего родного города, я решил, что возьму с собой что-нибудь знаковое, творческое, модное. Что-то, что, как будто, могло меня изменить, пропустив через сказочные котлы молока и контрастных вод, сделав другим — творчески направленным человеком. Там я прихватил с собой блокнот «молескин», томик стихов Бродского и маленький фотопринт в дешевой рамке с видами Лондона. И если блокнот был уже испорчен моим неровным почерком, а фотопринт и выглядел и, в общем, был обычной дешевкой, то томик стихов, подходил для